«Наука! Ты умеешь много гитик!
Воистину, чудны твои дары!» —
подумал одноногий паралитик,
слезая с утомленной медсестры.
©Александр Габриэль
Много гитик
3 ноября 2006 22:46, agabriel:
Банальная история-2
3 ноября 2006 10:10, agabriel:
Она валилась в обморок в горах;
боялась и зубной, и прочей боли…
А он был спец в торпедных катерах,
геологоразведке и футболе.
Она брела, как пО лесу юннат,
по галереям Питти и Уффици.
Он матерился вслух, и был фанат
любого пива и грошовой пиццы.
Она была с дипломом МГУ,
стажировалась в Беркли и Сорбонне;
а он в подъезде морду бил врагу
под облаками сигаретной вони.
Он Тайсона любил, она — Дали;
она была как ангел, он — как йети…
Они могли бы встретиться. Могли.
Но — обошлось. Ведь есть же Бог на свете.
©Александр Габриэль
Пьеро
31 октября 2006 13:17, agabriel:
Запас перспектив иссяк.
До остатка.
Весь.
Случайным порывом ветра в густой траве…
Мы где-то нужны, да только, боюсь, не здесь,
в краю, где на всех углах — «Посторонним В.»
Ну что ж, матюгнись. О стол кулаком ударь.
Сотрутся за миг твои и мои следы…
Нетвыходаносор, деспот, угрюмый царь,
в твоих палестинах накрепко взял бразды.
Но только полно и тех, кто мечтой согрет,
кто видит свободу там, где ты видишь клеть.
И все твои беды — это придумка, бред,
попытка уйти из ряда, сыграв трагедь,
попытка найти исход из чужих клише,
которого ты никак не найдешь, хоть режь;
попытка сыскать, что нужно твоей душе —
неужто лишь пепел, сыплющийся на плешь?!
Всё было и прежде; этот удел не нов.
Пора овладеть искусством держать удар…
И небо, в котором холод Катрин Денёв,
не верует в твой, актеришка, Божий дар.
Ужимки твои — ну как по стеклу металл;
владеешь собой — как лыжами пастор Шлаг…
Пора бы уже понять: караул устал,
и грузно свалил со сцены, чеканя шаг.
Не плачься другим: мол, это — клеймо. Тавро.
Твоей вины не отыщешь на карте вин…
Лишь ясно, что черно-белый костюм Пьеро
давно не в моде. Не веришь — спроси Мальвин.
©Александр Габриэль
All That Jazz — 3
23 октября 2006 8:46, agabriel:
Крылья глупых надежд закрывают пол-мира; ну и ладно, и вечная слава им. Оттого-то, наверно, певица Земфира и кричит: «Не взлетим, так поплаваем». Но давно приземлились мои монгольфьеры в неозоновый слой никотиновый… И лежат в коматозной кондиции веры и надежды мои константиновны. Да и сил на красивое плаванье брассом мы с тобою немало затратили — лишь во имя того, чтоб опять по мордасам схлопотать от морских обитателей. Так что лучше сидеть на морском бережочке со товарищи, пивом и Пушкиным. А другие пущай надрывают пупочки, над гнездом пролетая кукушкиным, отпуская каскады неновеньких шуток и пуская ветра, на беду мою… Ну и что? — я еще же не манж посижу так, и плевать, что другие подумают. И за угол свернет в бесконечность эпоха, в лабиринты Поступка и Разума… Ощущение дна — не настолько и плохо, раз самим же собой и предсказано.
По песчаному дну проползают кальмары — незлобивые, в целом, животные. И приятно весьма, что не снятся кошмары — неприглядные, липкие, рвотные о попытках подпитки от страха и гнева, о ликующем кличе: «Карету мне!», о затее забраться на гладкое древо, разобравшись в пути с конкурентами, об уменьи владеть хладнокровьем машины, — ой ты, хватка моя барракудова! — чтобы всех победить. И долезть до вершины. И презрительно плюнуть оттудова.
©Александр Габриэль
Sentimental
17 октября 2006 9:21, agabriel:
Мы — в людском и птичьем гаме, словно в море — острова.
Всё — как в глупой мелодраме, лишь трудней найти слова.
Нет банальнее сюжета, хоть с каких смотри сторон:
убывающее лето, ускользающий перрон.
Наше время, наша Мекка, наш закат и наш рассвет…
До конца больного века целых двадцать долгих лет.
Между нами столько света в предзакатный чуткий час!
И Ромео, и Джульетта ненамного младше нас.
Рвется люд к пустой плацкарте. Знать, планида такова;
и застыл на низком старте скорый поезд «Минск — Москва»,
и звучат пустые речи: мол, пиши, мол, будь здоров…
Я тебя уже не встречу в этом лучшем из миров.
Кто-то в отпуск, в Ялту-Сочи, кто — к отеческим гробам…
Из динамиков грохочет нечто бодрое про БАМ.
В горле — ком. Заплакать, что ли, компромисс найдя с тоской?
Я не знал доселе боли, а тем более — такой.
Что ж, прощай, моя царевна, счастья первого исток.
Поезд обло и стозевно мчится к чёрту, на восток.
Остается лишь устало поискать ответ в себе:
«А» упало.
«Б» пропало.
Что осталось на трубе?!
©Александр Габриэль