не будет

разделен на два пустой фантом
фантом надежда фантом беда
у нас не будет потом потом
у нас не будет тогда когда

растянут времени чуингам
и в свой ковчег не пускает ной
какую б жертву каким богам
во имя встречи хотя б одной

реальность тупо стучит в висок
не нам надежда не нам родня
и мы уходим водой в песок
при свете ночи во мраке дня

мы две ошибки программный сбой
досадный промах ненужный спам
из географии нам с тобой
остались термины здесь и там

ушли различья меж нет и да
дочитан саги последний том
у нас не будет тогда когда
у нас не будет потом потом

©Александр Габриэль

Йорк-Бич, штат Мэйн. Июль

Здесь изнеженный пляж острокаменным панцирем скован,
и взволнованный воздух навязчиво просится в стих…
Здесь гуляют собак (как Вам фраза, мадам Мордюкова?) —
нет, точнее, собаки гуляют хозяев своих.

Под «грибком», как нигде, усво-я-е-мы Хаббард и Клэнси,
но «грибков» не хватает — никто не сидит взаперти.
Седовласый народец, счастливо дождавшийся пенсий,
так открыто улыбчив, что в клан этот тянет войти.

А в прибрежном кафе нет различий, ты принц или нищий,
можно быть даже шхуной, безвылазно севшей на мель —
все счастливее лобстеров, ставших изысканной пищей
разношерстной толпе, прилетевшей незнамо откель.

И, в огне отыскав хоть какое подобие брода
и, найдя в пустоте оптимизма чарующий след,
я хотел бы прожить двадцать два дополнительных года
и вернуться сюда.
И осесть.
До скончания лет.

©Александр Габриэль

Отцы и дети

Мы живём наверху и на дне,
нам то крылья болят, то колени;
мы собратья картофелю фри.
Поколенье живущих вовне
не умеет найти единенья
с поколеньем живущих внутри.

Тот же самый разумный белок,
что и некогда в общем реликте,
те же гены любви и вины…
Но в конфликте элой и морлок,
в изнурительно-долгом конфликте,
в состояньи гражданской войны.

Заострились враждебно углы,
и не спит осаждённая Троя,
сквозь столетья упрямо скользя…
Две системы. Два зла. Две шкалы.
Два различных общественных строя.
Две тропы между “льзя” и “нельзя”.

И чтоб выжить во время пути,
чтоб пробились росточки-активы
сквозь завалы наломанных дров,
не пытайся понять, но прости
за отсутствием альтернативы —
потому как единая кровь.

©Александр Габриэль

кафка

это лето сплошные дожди кто-то явно не в тонусе свыше
леопольд подлый трус выходи балаганят приблудные мыши
заключают пустые пари упиваясь готовностью к ссоре
только я притаился внутри ломкой тенью на cкомканной шторе

пицца с вечера аперитив пароксизмы любовных видений
и застрял кафкианский мотив в комбинациях света и тени
ничего не повёрнуто вспять и неволи не пуще охота
все дороги вернулись опять в пресловутую точку отсчёта

одинокая затхлая клеть королевство изломанных линий
хорошо бы себя пожалеть только жалости нет и в помине
под стенания классикс нуво извлечённого зря из утиля
в одиночестве нет ничего что достойно высокого штиля

а вокруг только книги и боль и под их вездесущим приглядом
остаётся допить алкоголь с капитанами грантом и бладом
отойти покурить в коридор и вернуться в привычное лето
к атавизму задёрнутых штор к рудименту угасшего света

©Александр Габриэль

Митинги

Растения пахнут пьяняще-душисто;
резвятся детишки, покончив со школой…
На площади — митинг. Идут секс-меньшинства —
мужчины, фанаты любви однополой.

Навстречу — экологи шумной толпою…
Они как лесные, но мирные, братья,
твердят, как важны нам сегодня с тобою
природоохранные мероприятья.

Шагают колонны, народные массы…
А чуть в стороне, под раскидистым клёном,
припомнил строку ветеран седовласый:
«Всё стало вокруг голубым и зелёным».
©Александр Габриэль