Не словом жив высокопарным,
не избиением баклуш,
мой друг, ты в секторе аграрном,
среди платанов, слив и груш.
Сожми сачок в руке без стонов,
как горло злейшего врага:
вокруг так много махаонов,
да и капустниц до фига.
Так совладай с душой упрямой —
яви энергию и прыть
в часы, когда ты послан дамой
на хутор бабочек ловить.
©Александр Габриэль
Напившись для поднятья духа «Шерри»
и в похоти добравшись до предела,
наедине с подругою в пещере
он обнажил пещеристое тело.
Срывая с дамы джинсики из штрокса,
он продолжал рискованное пати,
и обжигал дыханием Чейн-Стокса
роскошные девические стати.
Она ему в бреду шептала: «Милый!…
Давай потом, когда мы будем в браке…»
Но был он в тот момент самцом гориллы
над покорённой самкою макаки.
Он жарко целовал подругу в губы,
нашептывая: «Всех прекрасней фей ты!».
И в тишине фаллопиевы трубы
звучали, как фаллопиевы флейты.
Над девою трудился он ретиво,
поспешно и довольно бестолково,
и даже не надел презерватива,
поскольку не купил он такового.
И, будучи никчемною душонкой,
в конце удрал он, ухмыляясь сыто,
задев опустошенною мошонкой
холодную поверхность сталагмита.
©Александр Габриэль
Девять с чем-то недель — от надежды до дрожи…
Малозвёздный отель. Непрокрустово ложе.
Пересчитаны дни (незначительны в сумме).
Влажный ком простыни. Все симптомы безумья.
Это пропасть во ржи. Это мыслей коррида
меж пространством души и пространством Эвклида.
Мы монархи без свит, породнённые мраком…
Чуткий воздух звенит восклицательным знаком.
Это вовсе не дом… Чай. Коробка печенья.
Всё, что будет потом — не имеет значенья.
У судьбы под пятой пьём и пьём, баламуты,
ядовитый настой настоящей минуты.
Мы следы на песке. Мы прибой белопенный.
Где-то там, вдалеке, в параллельной Вселенной —
соловьиная трель; мир, цветастый и хрупкий…
Девять с чем-то недель. Как на душах зарубки.
©Александр Габриэль
жили были не любили сгустки тусклой лунной пыли кобели а рядом суки производные от скуки сотни лет живет на свете в их глазах холодный ветер в них надежды нет ни грамма в них пустыня атакама в их сердцах звенят оковы им играют спиваковы им наверно очень надо уберечься от распада а вокруг без смысла грохот а вокруг вампиров хохот имитация движенья и пустые отраженья и нехватка слов и веры и легко краснеют кхмеры и арабка и еврейка пилят гири для корейко здесь во имя высшей цели корабли взрезают мели и не ведают вопросов талалихин и матросов все отличны в каждой фибре как кольраби от колибри но при этом но при этом нет границ меж тьмой и светом
А быть бы незаметным, словно тать,
в ночной тиши неслышный и безликий…
Не состоять и не принадлежать
отдельно взятой кодле или клике.
И самому создать систему вех,
виктории свои и пепелища…
Произрастать не в стороны, а вверх —
туда, где звук пронзительней и чище.
Но нет, нельзя. Хотят — плечом к плечу.
Хотят войти в привычку. В душу. В строчку.
И, только отправляя к палачу
или в дурдом — позволят в одиночку.
Проснись и пой. Раздавят, если вспять.
Забудут про улыбки и салюты…
От всех попыток путы разорвать —
острее боль и только крепче путы.
©Александр Габриэль
В лесу, в районе Барнаула
носителем земного зла
шумерка-мышь деревья гнула,
и ночка темная была.
Хотя с акцентом, но по-русски:
“Теперь мы вместе — это плюс!” —
напел подкаменной тунгуске
один подкаменный тунгус.
Ему ответила тунгуска
без колебаний, в тот же миг:
“Ты видишь мир излишне узко.
Мне ближе друг степей калмык”.
Вот так в отрогах Кандагара,
молясь Анубису и Ра,
одна возлюбленная пара
всю ночь гуляла до утра.
©Александр Габриэль
© 2025 РИФМОВАННЫЙ ЕЖЕДНЕВ · RSS записей · RSS комментариев · Работает на WordPress · Тема «Это Я +»