Искусство одиночества

Одиночество — странная штука…
Ты — вовне, где ни мир, ни война.
Тетивой робингудова лука
в перепонках дрожит тишина;
тишина, наделенная весом,
обделенная даром любви…
Не гулять ли вам Шервудским лесом,
телефон и компьютер с ТиВи?!
Ты — дошедший до истины странник.
И с находкою этой сполна
ты сроднился, как мертвый «Титаник» —
с барельефом холодного дна.
Время — жалкий нескошенный колос,
перегнивший от влаги и стуж,
просто путь, разделённый на скорость,
просто формула.
Физика.
Чушь.
Время кончилось. Птица кукушка
замолчала и впала в тоску,
и часов пунктуальная пушка
не пaльнёт непременным «ку-ку»,
и реальность поставлена к стенке
вкупе с вечным «люблю — не люблю»,
вот и память теряет оттенки,
асимптотой склоняясь к нулю.
Неподвижность.
Не мука.
Не скука.
Может, только начало пути…

Одиночество — странная штука,
идентичная счастью.
Почти.

©Александр Габриэль

Дар

Когда еще я не был старым,
больным и нА ухо тугим,
я обладал каким-то даром,
но вспомнить не могу, каким…

Сейчас — хандрю, дышу над паром,
запас силёнок крайне мал…
Но безвозмездно (то есть даром)
я в прошлом кем-то обладал.
©Александр Габриэль

Промежутки

Серой пылью, травой и прахом
обязательно станет каждый.
Всё исчислено.
А пока что
остаются да Винчи с Бахом,
Модильяни, Рембо, Прокофьев,
Боттичелли, Толстой, Стравинский,
осторожная терпкость кофе
и сугревный глоточек виски.Остаются БГ и Заппа,
уморительный взгляд коалы,
и хрустальной росы кристаллы,
и пьянящий сосновый запах,
остаются слова и споры,
и грибные дожди, и ветер,
и один человек,
который
стоит всех остальных на свете.

Промежутки — как склад, набитый
мелочами
и чем-то важным
до момента, когда однажды
мы с последней сойдем орбиты
под прощальный аккорд заката,
отыгравши все ноты в гамме…
Чтоб вернуться назад
когда-то
серой пылью,
травой,
дождями.

©Александр Габриэль

Бродяжий рок-н-ролл

Никуда не спеши, перекатная голь…
Забайкальская степь, Кострома мон амур…
Ты судьбой изначально помножен на ноль,
и прорехи в штанах — не всегда «от кутюр».

Ты в Рангуне сгорал в малярийном бреду,
нотрдамский собор запирал на засов,
с далай-ламой вдвоем посещал Катманду,
где буддистских святынь — как нерезаных псов.

В Свазиленде война. Ты сбежал в Браззавиль,
а оттуда — на Нил, где живал фараон…
Каждый атом на коже — дорожная пыль
от отчаянной сшибки пространств и времён.

Ты не томный июль, а мятежный апрель,
ибо понял судьбы назначенье и роль:
мол, движение — всё, а конечную цель
кто-то, как и тебя, перемножил на ноль.

©Александр Габриэль

Утро туманное-2 (анти-Тургенев)

Утро туманное, утро седое —
лишь продолженье ночного кошмара.
Ну а в России огромны удои
и урожаи кокосов с гектара.
Там — постоянное подвигу место;
здесь же — не место. Здесь пусто и тихо.
Впрочем, «кому и кобыла невеста» —
дворник порою говаривал, Тихон.
Ладно. Рассветы повсюду похожи
неосязаемой темной нирваной.
Утро отметилось мятою рожей
в стареньком зеркале в маленькой ванной.
Душ. Чтобы раньше и чада, и фрау…
Лик прояснился. Стал собран и розов.
Жаркая жидкость из чайника «Браун» —
как контрапункт январю и морозу.
Новости. Вновь гололед на дорогах.
Завтрак в уютной кухонной лагуне…
Что-то в газете раздел некрологов
явно поболе, чем был накануне.
Впрочем, пора. В это черное с белым.
Двери закрыть и остаться снаружи,
исполосованный крошками мела
по приговору бестрепетной стужи.
Стерлись в дороге и ноги, и посох;
сердце с душою — истерлись тем паче…

Белки, привыкшие к бегу в колёсах,
тоже не знают, что можно иначе…

©Александр Габриэль