Он ей верен,
сивый мерин…
Ей же хотца
иноходца.
©Александр Габриэль
Он ей верен,
сивый мерин…
Ей же хотца
иноходца.
©Александр Габриэль
Ты покоряла статью женской,
надежды сладкой не тая.
Но я не создан для блаженства,
ему чужда душа моя.
По мне, так поздно. Слишком поздно.
Я превратился в глыбу льда.
Нет, для блаженства я не создан,
ему душа моя чужда.
В религиозном ли каноне
нам жить, дыша, но не греша?!
Блаженства для я создан, но не
чужда ему моя душа.
Мой друг, ты помнишь дело Гдляна?!
Как было весело в дому?!
Блаженства я не создан для, но
душа моя чужда ему.
И вновь горят над нами звёзды,
о вечной о любви моля…
Чужда моя блаженства создан —
ему душа я, но не для.
©Александр Габриэль
Что, сладок плод запретный, диабетик?!..
…а по субботам он спасал Россию…
В здоровом теле дух стоял чесночный…
Вам место в лепрозории, проказник…
…лечась от аллергии на виагру…
Вослед ему перекрестился доктор…
Чем шире грудь, тем больше змей пригреешь…
Уже ничто не встанет между нами…
Тебе бы подошло кричать: «Пиастры!»..
Поежился, услышав слово «всмятку»…
Вечерний звон нам больше не наводит…
«О матка боска!» — плакал гинеколог…
Я Вас люблю, но сдачу всё ж верните…
Позорным волком называли Маугли…
Строителям дают подряд, я слышал…
И он был взят с поличным за живое…
Ты близок мне… Ты страшно недалекий…
Приговорен к растленью многолетних…
©Александр Габриэль
Турист доволен временем и местом:
сияющее небо над Ки-Уэстом,
безумье красок. Смех. Культурный шок.
Хлебай пивко. Любуйся панорамой.
Меж дядей Сэмом и Бахамой-мамой
различья стерты. Стерты в порошок.
Ничем противным небо не коптится;
в нем верещит диковинная птица —
семитский профиль. Наглый хохолок.
Ну а в воде меж берегом и буем —
рыбешки, чей раскрас неописуем
настолько, что поэт теряет слог.
И здесь, в какую лавку ни пойдите,
употребит любой путеводитель
набившее оскому слово «рай».
Вот велорикша у ворот яхт-клуба
поёт. Увы, не «Любо, братцы, любо!»
«No woman» — мне доносится. — «No cry».
Всё хорошо. И все вокруг спокойны.
Ведь харрикейнов, страшных, словно войны,
в сезоне этом не было пока…
И, схожи с бородою Папы Хэма,
летят на север весело и немо
просвеченные солнцем облака.
©Александр Габриэль
Нет, не дано ослу Иа гореть, выигрывать корриду…
Я отдаю за пядью пядь уютный маленький окоп.
Согласно Бродскому И.А. я сокращаюсь в аскариду,
делюсь на два, на три, на пять, и еле виден в микроскоп.
Я вылезал из слов и жил, льнул то к аноду, то к катоду,
я полагал, что саду цвесть в районах вечной мерзлоты.
И всё, что мог, я совершил (подобно русскому народу) —
но нет. У русских шансы есть, а для меня уже кранты.
Ползу в лишайники и мхи, прилюдно жалуясь на вялость,
и зрю во всем недобрый знак, и стал издерганным совсем.
Я сочинял тебе стихи, а ты придурочно смеялась…
С тобою я попал в прозак, и в корвалол, и в седуксен.
Я был Станислав Ежи-Лец. Таскал тебе я с неба звёзды.
И было рядом, как в раю, считай, с заката до зари…
Бросай же свой гэкачепец в холодный выщербленный воздух —
ты победила. И твою ручонку поднял рефери.
Я нынче злобен, как халдей; моя любовь не струйка дыма.
И сердце больше не горит надеждой, грустью и виной…
Да, мне не жить среди людей. Да, я из лесу, трансвестимо.
Я из породы аскарид.
Меня зарыли в шар земной.
©Александр Габриэль