РИФМОВАННЫЙ ЕЖЕДНЕВ

— «Что же ты плачешь?» — спросила Алёнка брательника.
«Брось эти слёзы, и стоны, и брань подзаборную!»
— «Я не увижу — Иван ей в ответ — понедельника…
Метку намедни по почте прислали мне чёрную».
— «Как это так?!» — аж руками всплеснула Алёнушка,
Кто в твоей смерти найдёт себе счастья и выгоды?!
Кто же мечтает, чтоб горя ты выпил до донышка?!
На, выпей водки. А после — засядем за выводы.»
Ванька взглянул на сестрицу с надеждою новою,
нос покрасневший присыпал ланкомовской пудрою,
выпил «Московской», соплищу подтёр полметровую
и приготовился слушать сестру свою мудрую.
— «Помнишь, ты фуры с водярой гонял из Германии
и по европам мотался, не зная усталости?
Вы тогда с Толиком парочку фур прикарманили,
ну а клиенты-лохИ не заметили шалости.
Могут ведь мстить, коль теперь просекли операцию…
Да и не их ведь одних ты по жизни обманывал:
помнишь, к примеру, маната в тэньге конвертацию? —
всё у тебя на оффшоре осело каймановом.
С ентих клиентов не жди ни спасиба, ни пряников…» —
нежно Алёна взглянула на братика мАлого. —
«Или там, помнишь, как в Тынде пробросил нефтяников?
Все твои профиты — это сплошное кидалово.
Глянь-ка, Иван, на меня. Есть работа солидная:
в чистеньком доме терпимости, в администрации.
Есть у меня и клиенты — я девушка видная, —
все, как один, они русские новой формации.
Так забашляют — порой не влезает и в сумочку.
Если же целая ночь — так и вовсе не спрашивай…
Я за полгода такую скопила бы суммочку —
нам бы хватило до века скончания нашего.
Всё было б славно, с тобой только горюшко горькое.
Только не след горевать, коль в разгаре события…
В Лондон придется звонить, разговаривать с Борькою —
бывший клиент, он тебе обеспечит прикрытие.
Пластик-хирург над твоей поработает харею,
новые ксивы дадим, что чисты для истории…
Года на два ты отсюда уедешь в Швейцарию —
там хороши на альпийских лугах санатории.
Там отсидишься, пока здесь пылища уляжется;
после вернешься и, может, вторично раскрутишься.
Ну и, глядишь, жизнь опять же малиной покажется,
ну и, глядишь, в забугорьи чему-то научишься…»
Слушал Иван — и душой постепенно оттаивал
и на Алёнку с восторгом взирал, как на гения,
свой организм упоительной водкой отпаивал —
и возвращалось тихонько к нему настроение.
— «Век не забуду!» — эмоцию выпустил редкую
братец Иван, избежав депрессивной апатии,
скомкал конверт с омерзительной черною меткою
и через форточку выбросил к чёртовой матери.